Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Предыдущая | Содержание | Следующая

IX. Марксизм и псевдомарксизм

Но вернемся еще раз к истокам. Любой класс эксплуататоров должен держать в повиновении эксплуатируемых. Одно из важнейших средств — организованное физическое насилие, осуществляемое государством. Однако мало угнетенных запугать. Их нужно еще и убедить, что существующий строй, если и не самый лучший, то единственно возможный. Ни один господствующий класс не обходился без идеологии, без учений, оправдывающих существующие порядки.

Идеология господствующего класса отражает существующие социально-экономические отношения, но всегда в превратной, иллюзорной форме. В идеологических иллюзиях существующий порядок изображается иным, чем он является в действительности. Поэтому они всегда — средства маскировки существующих отношений.

В феодальную эпоху существовала иллюзия, что люди неравны от природы. Социальное неравенство выдавалось за естественное, природное. В эпоху капитализма навязывается иллюзия полного равенства людей. Буржуазное общество выдается за такое, в котором все имеют равные возможности, в котором царит социальная справедливость.

В идеологии, причем, разумеется, иллюзорной, нуждался и класс политаристов. Он нашел ее в марксизме. Но сам последний при этом резко изменил свою природу.

Марксизм возник как одна из идеологий рабочего класса. Это была первая в истории человечества не иллюзорная, а адекватная, научная идеология. Конечно, сами К. Маркс и Ф. Энгельс были не лишены иллюзий. К числу их относится убеждение, что капитализм уже изжил себя, что он стоит на краю гибели. Эта иллюзия сказалась и на целом научном экономическом учении К. Маркса. Но особенно она проявила себя во взглядах основоположников марксизма на социалистическую революцию и социализм. Свободной от иллюзий оказалась лишь философия марксизма, включая материалистическое понимание истории. Это связано с тем, что философия марксизма не стремилась нарисовать сколько-нибудь полную картину действительности. Она представляла собой прежде всего метод ее познания, осмысления.

Положение изменилось с возникновением после революции, совершенной под знаменем марксизма, политарного способа производства. Нужно было замаскировать сущность новых общественных отношений, выдать их за справедливые, самые лучшие из возможных. И ничего не было более естественным, чем объявить, что в России создано то самое справедливое общество, о котором веками мечтали угнетенные, стал реальностью тот самый социализм, путь к которому был намечен К. Марксом и Ф. Энгельсом. И это не был прямой преднамеренный обман. Особенность всех вообще идеологических иллюзий состоит в том, что в них верят, по крайней мере, частично, и их создатели. Обман в них всегда сочетается с самообманом.

Когда марксизм стал средством маскировки существующих отношений, средством оправдания несправедливых порядков, когда он перестал говорить правду о действительности, он резко изменил свой внутренний характер. Из стройной системы научных взглядов, в целом адекватно отражавших реальность, он превратился в набор штампованных фраз, используемых в качестве заклинаний и лозунгов. Покончено было с марксизмом как методом научного познания. Иначе говоря, марксизм перестал быть самим собой.

Термин «марксизм» с тех пор начал обозначать два разных явления: во-первых, созданную в XIX в. К. Марксом и Ф. Энгельсом научную идеологию, во-вторых, возникшую в 20-х годах и окончательно оформившуюся в 30-х годах иллюзорную идеологию. Было бы вполне справедливым, оставив термин «марксизм» для обозначения только первой, называть вторую «псевдомарксизмом».

Псевдомарксизм в отличие от марксизма никогда не был методом научного познания. Он был создан не для того, чтобы способствовать познанию мира, а для того, чтобы этому всеми силами препятствовать. Псевдомарксизм в отличие от марксизма был официальной государственной идеологией, которой все под страхом наказания были обязаны придерживаться.

Известный русский философ, историк и публицист Г.П. Федотов в своих статьях, относящихся к 30-м годам, отмечает парадоксальное явление. С одной стороны, марксизм в СССР возводится в ранг официальной идеологии, а, с другой, подвергается полному разгрому во всех областях[1]. Но ничего необычайного здесь не было: возвеличивался псевдомарксизм, подвергался разгрому марксизм. Яркую картину уничтожения марксизма и утверждения псевдомарксизма в области философии нарисовал И. Яхот в работе «Подавление философии в СССР (20–30 годы)»[2]. Подлинный марксизм, и прежде всего марксистская философия всегда преследовались в эпоху существования политаризма в СССР. К сожалению, и сейчас им приходится несладко.

Будучи внимательным наблюдателем, Г.П. Федотов связывал разгром марксизма с изменениями в общественном строе России и в большевистской партии. Вот, что он писал в 1936 г.:

«Еще большинство эмиграции повторяет: в России царствуют коммунисты, или большевики, еще мечтают об избавлении России от этих большевиков, не замечая того, что большевиков уже нет, что не “они” правят Россией. Не они, а он. А если “они”, возглавляемые “им”, то совершенно не коммунисты, а новые люди, к которым нужно приглядеться. Это утверждение, вероятно, покажется спорным. Происходящая в России ликвидация коммунизма окутана защитным покровом лжи. Марксистская символика революции еще не упразднена, и это мешает правильно видеть факты. А факты вот они. Начиная с убийства Кирова (1 декабря 1934 г.) в России не прекращаются аресты, ссылки, а то и расстрелы членов коммунистической партии. Правда, происходит это под флагом борьбы с остатками троцкистов и других групп левой оппозиции. Но вряд ли кого обманут эти официально пришиваемые ярлыки... Казалось бы, в обществе “старых большевиков” нет места троцкистам по самому определению. Троцкий — старый меньшевик, лишь в Октябрьскую революцию вошедший в партию Ленина: роспуск этой безвластной, но влиятельной организации показывает, что удар наносит Сталин именно традиции Ленина — тем косным революционерам, которые не хотят понять знамений нового времени. Борьба с марксизмом ведется не только по организационно-политической линии. Она сказывается во всей культурной политике... Те, кто хотят видеть в сталинских отступлениях от марксизма тактический маневр и признают, вопреки очевидности, неистребимость марксистской веры в большевистской партии, постулируют некое чудо... На самом деле сохранение большевистской партии и ее доктрины хотя бы в течение пятнадцати лет после победы — и то представляет явление, небывалое в истории: якобинцы разложились в три-четыре года. Но, отдавая должное организаторским способностям Ленина, следует признать, что пятнадцать-семнадцать лет для ее разложения срок более чем достаточный. Сталин с 1925 года работает над размалыванием ленинского гранита. К 1933 году он может считать свою задачу оконченной... Можно было бы спросить себя, почему, если марксизм в России приказал долго жить, не уберут со сцены его полинявших декораций. Почему на каждом шагу, изменяя ему и даже издеваясь над ним, ханжески бормочут старые формулы? Но всякая власть нуждается в известной идеологии. Власть деспотическая, тоталитарная больше всякой иной. Но создать заново идеологию, соответствующую новому строю, задача, очевидно, непосильная для нынешних правителей России. Марксизм для них вещь слишком мудреная, в сущности совсем неизвестная. Но открытая критика его представляется вредной, ибо она подрывала бы авторитет Ленина и партии, с именем которого неразрывно связана Октябрьская революция. Отрекаться от своей собственной революционной генеалогии — было бы безрассудно. Французская республика 150 лет пишет на стенах: “Свобода, равенство, братство”, несмотря на очевидное противоречие двух последних лозунгов самым основам ее существования»[3].

К той теме Г.П. Федотов возвращался снова и снова.

«Если Гитлер марширует под красным знаменем социализма, — писал он в том же 1936 г., — то почему и сталинским дельцам не совершать, время от времени, обязательные поклоны в сторону марксизма. Лишь бы из марксизма было выпущено все революционное содержание»[4].

«Но коммунизма в России нет, — писал он в 1939 г., — а партия сохранила от коммунистической лишь имя. Все настоящие коммунисты или в тюрьме или на том свете... У нас здесь думают — и иной раз даже умные люди — что сущность сталинского режима в его неистребимой, нераскаянной идеологии: марксистско-ленинской... Какая слепота!»[5].

Заметить разгром марксизма в России помогла Г.П. Федотову его ненависть к нему. В целом он оценивал это явление как положительное. Но заметили это и люди, стоявшие на прямо противоположной позиции, люди, для которых марксизм и социализм был альфой и омегой их существования. К ним, прежде всего, принадлежал М.Н. Рютин. Последний не был свободен от иллюзий. Причину происходивших в СССР перемен, он видел в личных особенностях И.В. Сталина. Если бы во главе партии оказался другой человек, то события, по его мнению, пошли бы по иному.

«В наших условиях, — писал он, — такая случайность, как характер человека, стоящего во главе движения, во главе партии и рабочего класса, — характер Сталина, играет поистине роковую роль»[6].

М.Н. Рютин видит перерождение партии, но понять сущность этого процесса не может.

«Руководящую верхушку партии, — писал он в 1932 г., — уже нельзя в настоящее время рассматривать как людей просто ошибающихся, но субъективно искренне верящих в свою правоту... Вся верхушка руководящих партийных работников, начиная со Сталина и кончая секретарями областных комитетов, в основном прекрасно отдают себе отчет, что они рвут с ленинизмом, что они насилуют партийные и беспартийные массы, что они губят дело социализма, но они так запутались, создали такую обстановку, попали в такой тупик, в такой заколдованный круг, что сами не в состоянии из него уже выбраться. Ошибки Сталина и его клики из ошибок переросли в преступления. Политбюро и Президиум ЦКК, секретари областных комитетов превратились в банду беспринципных интриганов и политических мошенников. Они на деле рассматривают партию как свою вотчину. Не они для партии, а партия для них. Наркомы, зам. наркомов, члены коллегий, руководители трестов, видные работники партаппарата, редакторы крупных газет, председатели ЦК профсоюзов, руководители областных отделов советского и профсоюзного аппарата также захвачены в значительной степени процессом перерождения. Все они, даже бывшие рабочие, никакой связи с массами, кроме официальных докладов на собраниях, давно уже не имеют. Они обеспечены высокими ставками, курортами, пособиями, дачами, великолепными квартирами, прекрасным явным и тайным снабжением, бесплатными театрами, первоклассной медицинской помощью и т.д. и т.п.. И это при невероятном обнищании и полуголодном существовании всей страны. Они, таким образом, в известной степени подкуплены Сталиным. Сталин вообще систематически применяет подкуп как по отношению к отдельным прослойкам партии, так и рабочих»[7].

С этими переменами теснейшим образом связан разгром марксизма.

«Кризис партии, — писал М.Н. Рютин, — охватил все стороны партийной жизни. Он находит свое выражение прежде всего в теоретическом кризисе. Ленинизм извращен и фальсифицирован в настоящее время до неузнаваемости. Материалистическая диалектика заменена софистикой, схоластикой и плоской лживой апологетикой политики Сталина и его руководства... Убита всякая живая марксистско-ленинская мысль... В настоящее время на теоретическом фронте подвизается все, что есть в партии самого недобросовестного, бесчестного. Здесь работает настоящая шайка карьеристов и блюдолизов (Митин, Юдин, Ральцевич, Кольман и пр.), которые в теоретическом услужении Сталину показали себя подлинными проститутками... Сталинская теоретическая ограниченность, тупость и защита его обанкротившейся генеральной линии являются пограничными столбами, за черту которых отныне не смеет переступать ленинизм и марксистская диалектика. На практике это означает полное удушение ленинизма. На практике это означает, что партия отныне лишена возможности открыто пользоваться несравненным теоретическим оружием марксизма-ленинизма для разрешения стоящих перед нею задач. Подлинный ленинизм отныне перешел на нелегальное положение, является запрещенным учением»[8].

Мы уже приводили слова Г.П.Федотова, что для современных ему правителей России марксизм есть «вещь слишком мудреная, в сущности почти неизвестная». Таким он оставался и для всех последующих поколений руководителей партии. Это наглядно можно видеть на примере А.Н. Яковлева, далеко не самого невежественного в вопросах теории из числа горбачевского руководства КПСС. Он, как известно, специализировался на теоретической работе, несколько лет был главным идеологом партии, получил звание вначале члена-корреспондента, а затем и действительного члена АН СССР. Долгие годы он клялся в верности марксизму и прославлял его. Затем уже после августовских событий 1991 г. он не просто отрекся от марксизма, а занялся его обличением[9].

Само по себе это событие не заслуживало бы особого внимания. А.Н. Яковлев просто повторил путь героя «Баллады о прибавочной стоимости» А. Галича. Тот тоже начинал с прославления марксизма:

Я научность марксистскую пестовал,
Даже точками в строчках не брезговал.
Запятым по пятам, а не дуриком,
Изучал «Капитал» с «Анти-Дюрингом»…
И повсюду, где устно, где письменно,
Утверждал я, что все это — истинно[10].

И кончил тем же, что и А.И. Яковлев: проклятиями в адрес марксизма:

Негодяи, кричу, лоботрясы вы!
Это все, я кричу, штучки марксовы![11]

Поражает другое. Упомянутая выше книга А.Н. Яковлева обнаруживает, что человек, считавшийся и, вероятно, даже считавший себя знатоком марксизма, абсолютно в нем не разбирается. Он не понимает даже азов этого учения. Книга выявляет такую вопиющую безграмотность автора в вопросах не только марксизма, но и вообще теории общественных наук, что оторопь берет. И, повторяю, это не самый невежественный человек из членов нашего партийного руководства. Что же в таком случае можно ожидать от других, которые с теорией вообще никак не соприкасались.

Есть, однако, основания полагать, что А.Н. Яковлев, ничего не понимая в марксизме, все же когда-то слепо верил в него. Когда же эта вера пошатнулась, то он вместо того, чтобы стать свободомыслящим, просто перешел в другую веру. Теперь он с таким же рвением повторяет догмы антикоммунизма, как когда-то повторял, ничего не понимая в них, постулаты марксизма.

Этого, однако, не скажешь об авторе предисловия к его книге — А.С. Ципко. Как поведал последний в одной из заметок в «Московских новостях», он еще в 1965 г. понял всю ложность марксизма и гнусность идеи социализма. Но это ни в малейшей степени не помешало ему в течение последующих 20 лет написать и опубликовать ни много, ни мало, а 65 работ, воспевавших марксизм и социализм, и получить вначале степень кандидата, а затем доктора наук по специальности «научный коммунизм»[12].

В этих работах буквально рябит от бесконечного количества ссылок на труды К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина. Конечно, не забыты и такие гиганты теоретической мысли, как Л.И. Брежнев и М.А. Суслов. Зачем он все это делал, понять можно. Он добился и докторской степени, а затем и квартиры в цековском доме. К тому времени, когда квартира уже была получена, положение изменилось. Следует сказать, что из всех наших специалистов в области общественных наук никто не был так чуток к переменам, никто не держал так чутко нос по ветру, как профессиональные научные коммунисты. Наш герой мгновенно перестроился и выступил с ожесточенной критикой марксизма и социализма[13]. Трудно сказать, выражал ли он свои собственные взгляды или просто приспосабливался к новым обстоятельствам. Будущее покажет. Но для его характеристики, как нельзя, лучше подходит то слово, которое использовал М.Н. Рютин для обозначения Митина и всей его компании.

И дело не просто в личных качествах А.С. Ципко. Наш политарный строй с неизбежностью порождал два основных типа идеологических работников: догматиков, которые, ничего не понимая, веровали в марксизм, и прямых идеологических проституток, которые ради материальной выгоды готовы были обосновать все, что сочтет необходимым начальство. Впрочем, грань между этими двумя категориями была весьма условной.

В качестве еще одного примера идеологической проституции можно привести писания А.И. Ракитова. Еще в 1986 г. он пел гимны марксизму, социализму и КПСС. Одновременно он сурово осуждал капитализм, который «в действительности не стабилен, раздирается внутренними противоречиями и с объективной необходимостью созревает для глубоких перемен. В конечном счете, эти перемены должны привести к созданию качественно новых общественных отношений в соответствии с законами исторического развития, открытыми и сформулированными марксизмом-ленинизмом»[14]. Конечно, доставалось и капиталистам, эксплуатирующим трудящихся[15].

А спустя пять лет он с жаром призывает россиян «молиться на собственных миллионеров». «Обогащаясь сами, — поясняет недавний обличитель капитализма, — миллионеры-капиталисты делают богатым общество в целом»[16].

А. И. Ракитов, по-видимому, убежден, что он проникся новым духом. И нельзя при этом не вспомнить строк из стихотворения А. К. Толстого «Поток-богатырь». Его герой, уснувший в эпоху Киевской Руси, просыпается дважды: один раз во время Ивана Грозного, второй — в 60-х годах XIX в. И во время второго пробуждения к нему обращаются с требованием преклоняться перед русским мужиком.

И подумал Поток: «Уж господь борони,
Не проснулся ли слишком я рано?
Ведь вчера еще, лежа на брюхе, они
Обожали московского хана,
А сегодня велят мужика обожать!
Мне сдается, такая потребность лежать
То пред тем, то пред этим на брюхе
На вчерашнем основана духе!»[17]

В свете всего сказанного выше наглядно выступает вся нелепость утверждения о том, что весь наш прошлый строй своим возникновением обязан марксистской идеологии и целиком покоился на ней, что вся политика нашего прошлого государства полностью определялась идеологией, была предельно идеологизирована. В действительности как внутренняя, так и внешняя политика политарного государства диктовалась прежде всего интересами господствующего класса. В определенной степени выражались в ней и интересы общества в целом. По мере утверждения деспотического режима все более сказывались на ней взгляды и настроения верховного правителя, которые могли расходиться с реалиями. Но она всегда обосновывалась ссылками на марксизм, что создает иллюзию ее полной производности от идеологии. Конечно, на политике не могло не сказываться влияние идеологических штампов, но в целом, если она и зависела от идеологии, то не намного больше, чем политика любого другого государства. Во всяком случае, никто из политаристов никогда не руководствовался марксизмом ни в политике, ни тем более в обыденной жизни.

Последнее давно уже было понято подлинными художниками. Вот, например, что писал В.В. Маяковский в написанном в 1928 г. стихотворении «Служака»:

Коммунизм
по книжке сдав,
перевызубривши «измы»,
он
покончил навсегда
с мыслями
о коммунизме.
Что заглядывать далече?
Циркуляр
сиди
и жди.
— Нам, мол,
с вами
думать неча,
если
думают вожди...
Блещут
знаки золотые,
гордо
выпячены
груди,
ходят
тихо
молодые
приспособленные люди.
О коряги
якорятся
там,
где тихая вода...
А на стенке
декорацией
Карлы-марлы борода[18].

А спустя много лет, в 1973–1974 гг., В.Н. Войнович, ставя вопрос о том, чем руководствуются наши чиновники, принимая свои решения, нередко поражающие нелепостью, пишет:

«Западные советологи, да и наши некоторые мыслители объясняют все догматическим следованием марксизму. Сидит вроде в своем служебном кресле этакий правоверный догматик и ортодокс, и, вцепившись одной рукой в бороду Маркса, другой листает Капитал, сверяя по нему каждый свой шаг. Так ли это? Насчет Маркса ничего определенного сказать не могу, я его не читал. Но, живя в этой стране вот уже пятый десяток, присматриваясь к нашей жизни, что-то я потерял из виду этого ортодокса. Видать, тихо скончался и похоронен без почестей. Но из розового миража возникает передо мной не догматик, не ортодокс, а деятель нового типа, которого я и спешу вам представить, любезный читатель»[19].

Не пересказывая содержание повести В.Н. Войновича, приведем лишь резюме:

«Мы завершаем наш портрет... Паразит из паразитов, громким голосом, заглушая других, распевает он “но паразиты никогда”. Он борется с проявлениями мещанской психологии, но кто мещанин больше его? Он критикует буржуазный образ жизни, делая все для того, чтобы жить именно буржуазно. Он разоблачает низкопоклонство перед заграницей, но сам вцепляется в каждую вещь, на которой налеплена иностранная этикетка. Говорят, что идеология мешает ему быть другим. Если бы так! Это он-то сверяет каждый свой шаг по Марксу? Не слишком ли розовым выйдет портрет? Нет, пожалуй, совсем иным представляется нам образ нашего героя. Маркса он выкинул из головы с тех пор, как сдал последний зачет по марксизму, а это было давно. Марксизм ему нужен как ширма, которой можно прикрыться. Дайте ему ширму другую, он прикроется ею. Единственная идеология, которой он поклоняется, — это максимальное удовлетворение личных потребностей, а они у него безграничны и входят в противоречие с возможностями, которые, как бы ни были велики, всегда ограничены. Его практическая деятельность всегда направлена к постоянному расширению этих возможностей. И тут он вовсе никакой не догматик и не ортодокс. Он идет в ногу с временем, мимикрирует и приспособляется к новым условиям»[20].

Но все это вовсе не означает, что в СССР, начиная с 30-х годов не было людей, искренне веривших в идеалы коммунизма. Их было немало, особенно среди молодежи, и в первые послевоенные годы и в начале 50-х годов. Осознание разрыва между идеалами и действительностью, порождало у них недовольство существующими порядками, а самых смелых и решительных толкало к созданию организаций, имевших своей целью борьбу за подлинный социализм. Таких организаций в конце 40-х и начале 50-х годов появилось довольно много. Одной из самых известных является «Коммунистическая партия молодежи» (КПМ), созданная в 1947 г. в Воронеже учащимися старших классов. КПМ ставила своей задачей изучение и распространение подлинного марксистско-ленинского учения и борьбу против «обожествления» Сталина. Эта организация просуществовала до августа 1949 г., когда примерно половина ее членов была арестована органами МГБ. Всего по делу КПМ было осуждено 23 человека. В других городах существовали организации, называвшиеся «Кружок марксистской мысли», «Ленинский союз студентов» и т.п..[21] В целом социалистические идеи господствовали в оппозиционном движении в СССР, начиная с первых проблесков инакомыслия вплоть до конца 60-х годов[22].

В 1986–1991 годах модным было говорить о необходимости «деидеологизации». С чисто формальной точки зрения этот призыв совершенно несостоятелен. Идеология есть система представлений об обществе в целом, включающая в себя определенную оценку общественных явлений, а тем самым и определенную программу поведения. Поэтому речь может идти лишь об отказе от той или иной конкретной идеологии, но не от идеологии в целом. С тех пор, как общество стало классовым, оно не может существовать без идеологии. И сами люди, требовавшие «деидеологизации», сами придерживались определенной идеологии, правда, не всегда давая себе отчет в этом.

Но формально несостоятельное требование деидеологизации имело определенное реальное содержание. В нем нашел свое выражение протест против господства псевдомарксизма. И шире: это было требование отказа от принудительного навязывания какой бы то ни было идеологии. Конечно, его можно было бы попытаться истолковать как призыв к отказу не от идеологии вообще, а от идеологических иллюзий, идеологических мифов. Однако, все выступавшие за деидеологизацию, сами, как правило, занимались усиленным распространением самых различных идеологических иллюзий. Еще не было завершено разоблачение «социалистических» мифов, как потоком хлынули самые обычные буржуазные мифы, а также множество иных.

Усиленно стали навязываться мифы о извечности частной собственности и эксплуатации человека человеком и одновременно мифы о том, что современный капитализм является обществом без эксплуатации, что капиталисты своим богатством обязаны исключительно лишь собственному труду, что в современном капиталистическом обществе все без исключения являются собственниками, мифы о капитализме как обществе, в котором всем обеспечены равные стартовые возможности, мифы о капитализме как обществе бесклассовом и одновременно мифы о том, что классовое деление в нем есть результат наличия у разных людей неодинаковых способностей, о том, что, если человек не стал миллионером, то причина только в отсутствии у него достаточного ума, способностей, талантов и т.п..

Особенно бурный характер этот процесс принял после августа 1991 г.. Теперь еще ко всему этому добавилось не только одобряемое, но по существу диктуемое сверху навязывание православия, а вместе с ним и мифов о великой и благотворной роли религии и церкви в истории России, о необычайном почтении, с которым русский народ всегда относился к духовенству и т.д. и т.п.. Начался процесс клерикализации страны.

Пока люди, именовавшие себя демократами, шли к власти, они без конца говорили о плюрализме. Как только их представители оказались у власти, мотив начал меняться. В этом отношении особенно характерны статьи уже упоминавшегося выше демократа и одновременно защитника крепостного права и горячего поклонника Пиночета — А. Иванова. Он призывает к суду над идеями марксизма, над коммунистической идеологией. По его твердому убеждению, «главным критерием для государственного служащего должен быть АНТИКОММУНИЗМ (выделено А. Ивановым — Ю.С.). Человек, уличенный в симпатиях к коммунистической идее, должен немедленно изгоняться»[23].

Много гневных слов было произнесено «демократическими» публицистами в адрес большевиков, которые лишили права преподавать в высших учебных заведениях, а затем выслали за границу Н.А. Бердяева и ряд других философов только за то, что те придерживались иных, чем большевики, взглядов. Но вот А. Иванов категорически настаивает на том, чтобы из институтов были уволены и отправлены на уборку туалетов все философы, придерживающиеся марксистских взглядов[24]. Первое было, конечно, очень плохо, второе же — бесспорно хорошо. Никакой классовости, никакой партийности здесь, конечно же, нет. Торжествует подход с позиции общечеловеческих ценностей.

Наши современные публицисты, и не только публицисты, независимо от направления, к которому они принадлежат, не видят и не желают видеть принципиального различия между марксизмом и псевдомарксизмом. А оно существует. И эти два явления духовной жизни ожидает различная судьба. Псевдомарксизм, лишившись корней в действительности, рано или поздно с неизбежностью исчезнет. Что же касается марксизма, то он выстоит, ибо он является великим достоянием человеческой мысли, во многом объективно отразившим действительность. Но, конечно, чтобы сохраниться, он должен во многом измениться.

Как известно, марксизм включает в себя три части: философию, теорию капиталистической экономики и концепцию социализма. Марксистская политэкономия капитализма была создана в основном в середине XIX в.. С тех пор в экономике капитализма произошли существенные изменения. Жизнь ушла вперед, а теория продолжала оставаться в основном такой, какой она вышла из-под пера К. Маркса. Результатом явилось расхождение между ней и реальным положением вещей. Экономическая теория марксизма в том виде, в котором она продолжала излагаться, явно устарела. Но это вовсе не значит, что она должна быть полностью отброшена. Многие основные положения, сформулированные К. Марксом, продолжают сохранять свое значение. Это важно подчеркнуть, ибо многие из пишущей братии сейчас категорически заявляют, что К. Маркс вообще не был экономистом, что таковым он считался только в нашей стране в результате указаний сверху, что в экономике он ничего не смыслил и все его труды в этой области не имеют никакого отношения к экономической науке и вообще науке. На этой ниве особенно усердно потрудился некий Е. Майбурд — автор трех статей в «Независимой газете», которые поражают гармоничным сочетанием глупости, невероятного невежества и какой-то просто патологической ненависти к Марксу[25].

«Чтобы сделать привлекательным “призрак коммунизма”, — заканчивает он последнюю статью, — потребовалось сотворить ужасающий призрак капитализма. Маркс выдумал его — описанный там “капиталистический способ производства”. Поэтому “Капитал” — не научная монография, это чудовищно гипертрофированная поджигательская листовка».

Все нормальные современные экономисты, в том числе и те, что придерживаются взглядов, далеких от марксизма, смотрят на Маркса совсем по иному.

«Маркс, — пишет, например, один из крупнейших экономистов современности В. Леонтьев, — был великим знатоком природы капиталистической системы... Если, перед тем как попытаться дать какое-либо объяснение экономического развития, некто захочет узнать, что в действительности представляют собой прибыль, заработная плата, капиталистическое предприятие, он может получить в трех томах “Капитала” более реалистическую и качественную информацию из первоисточника, чем та, которую он мог бы найти в десяти последовательных выпусках “Цензов США”, в дюжине учебников по современной экономике и даже, осмелюсь сказать, в собрании сочинений Торстена Веблена»[26].

Основное ядро экономических построений Маркса остается в силе. Необходимостью является дальнейшее развитие марксистской политэкономии капитализма на основе обобщения данных, накопленных экономической наукой за более чем сотню лет, и творческого усвоения достижений этой науки в области теории.

Значительно больше, чем экономическая теория, устарела созданная К. Марксом и Ф. Энгельсом концепция социализма. Она во многом лишилась теоретического обоснования. Многие противоречия капитализма были преодолены иными способами, чем те, на которые указывали основоположники марксизма. В целом во многом ошибочным оказалось их представление о путях социального переустройства капиталистического общества.

Лучше всего обстоит дело с марксистской философией вообще, материалистическим пониманием истории в частности. Все ключевые положения философии марксизма остаются в силе и сейчас. Но это, разумеется, отнюдь не означает, что она не нуждается в дальнейшей разработке на основе обобщения новейших данных науки. Материалистическое понимание истории и сейчас продолжает оставаться наилучшим из ныне существующих подходов к осмыслению фактического материала, имеющегося в распоряжении общественных наук. С этим связан непрерывно растущий интерес к нему среди зарубежных исследователей, особенно среди этнологов и археологов.

И в целом разнузданная кампания против марксизма, которая ведется у нас многими органами печати, вызывает в остальном мире вовсе не ту реакцию, на которую рассчитывали ее вдохновители. Это вынужден был с горечью и раздражением признать и один из самых ярых ненавистников марксизма — А. Иванов.

«Встречаясь в разных странах с представителями интеллектуальных кругов, — пишет он, — больше всего поражаешься одному: подавляющее большинство западных интеллектуалов инфицировано различного рода коммунистическими и особенно социалистическими завихрениями. Карл Маркс у них, видите ли, в почете! Все попытки сообщить собеседникам, что Ульянов-Ленин — государственный изменник, путчист, маньяк, вор и убийца, заканчивались одним: лица собеседников каменели и разговор прекращался сам собой»[27].

Все нынешние попытки наших доморощенных антимарксистов похоронить марксизм не увенчались успехом, как не привели к желаемому результату все прошлые, предпринятые, кстати, людьми значительно более сведущими в области общественных наук. Обречен на исчезновение отнюдь не марксизм, а лишь псевдомарксизм. И последнее не может не представлять собой явления крайне положительного.

Однако, будучи неминуемым, отмирание псевдомарксизма является довольно длительным процессом, не исключающим возможность его временного возрождения и даже процветания. Псевдомарксизм был системой идеологических мифов, которая навязывалась сверху. Но привиться он смог лишь постольку, поскольку имел почву в самой действительности. Всякая идеологическая иллюзия является хотя и превратным, но, тем не менее, отражением социальной реальности. Чтобы идеологическая иллюзия укоренилась, нужны факты, которые могут быть истолкованы как доказательства ее истинности.

Основой иллюзии существования в нашем обществе общенародной собственности было отсутствие персональной и групповой частной собственности на средства производства. Почвой, питавшей иллюзии народовластия и социализма, были такие бесспорные завоевания рабочего класса, как впервые в мире законодательно установленный вначале восьмичасовый, а затем и семичасовый рабочий день, отсутствие безработицы, развитая система социального обеспечения, бесплатное здравоохранение, бесплатное всеобщее образование. Необходимо учитывать также высокую социальную мобильность, включавшую достаточно легкое (особенно в первые годы после революции) социальное возвышение.

В годы НЭПа рабочие России жили значительно лучше, чем в дореволюционное время. Если в 1921 г. заработная плата составляла 33% довоенной, то в последующие годы она начала быстро подниматься и, в конце концов, достигла прежнего уровня. Но нельзя ограничиваться рассмотрением одной лишь зарплаты. Как писал В. Валентинов (Н.В. Вольский) — давний оппонент В.И. Ленина, который в это время жил в СССР, а затем стал эмигрантом:

«Существовал значительный привесок к плате — бесплатные и льготные квартиры, бесплатные коммунальные услуги, льготное топливо и т.д.. Существовало нечто более важное — прекрасное социальное законодательство, какого не было ни в довоенной России, ни во многих странах Западной Европы, не знавших, например, двухнедельных отпусков для отдыха. Заработная плата, измеряемая ценностью одежды и обуви, очень дорогих, была значительно ниже довоенной, но совсем иное положение с продуктами питания. Я утверждаю, что в 1924 и 1925 гг. в годы НЭПа (как и в 1926–1927 гг.) рабочие питались так хорошо, как никогда до этого времени»[28].

И далее он приводит массу цифр, подтверждающих его утверждение[29].

Значительно лучше, чем до революции, жили в годы НЭПа и крестьяне. В 1913 г. валовой урожай в России составил 4670 млн. пудов. По расчетам земских статистиков, для обеспечения нормального питания крестьян и других внутридеревенских нужд, потребно было 4100—4200 млн. пудов. Поэтому на внедеревенский рынок село могло поставить лишь 500, самое большее, 700 млн. пудов. А поставило — 1300 млн. пудов, т.е. на 600–800 млн. пудов больше. И сделано это было за счет недоедания деревни, сокращения корма скоту и страховых фондов. Высокая товарность дореволюционного русского сельского хозяйства имела в своей основе хроническое голодание села. Об этом, в частности, достаточно убедительно свидетельствует уже упоминавшаяся книга А.И. Шингарева «Вымирающая деревня» (СПб.,1907).

В 1926/1927 гг. валовой урожай в СССР составлял 4755,9 млн. пудов. Но на внедеревенский рынок поступило лишь 590–600 млн. пудов. Все остальное осталось в деревне. Русские крестьяне никогда так хорошо не питались как в годы НЭПа. Если до революции на едока в крестьянской семье приходилось в год не более 16 кг мяса, то в 1926 г. — 32 кг[30].

После утверждения политарного строя положение рабочих, не говоря уже о крестьянах, значительно ухудшилось. В ходе и после первого цикла репрессий, знаменовавшего завершение формирования нового строя, началось наступление политаристов на права рабочих. В октябре 1930 г. было принято постановление ЦК ВКП(б), фактически запрещавшее свободное передвижение рабочей силы. Через два месяца последовало еще одно, запрещавшее предприятиям нанимать людей, оставивших свои прежние места без особого разрешения. В январе 1931 г. был принят первый закон, предусматривавший тюремное заключение за нарушение трудовой дисциплины — в то время только для железнодорожников. В марте были введены меры наказания за халатность, после чего вышло постановление об ответственности рабочих за ущерб, нанесенный ими инструментам и материалам.

В 1932 г. все основное продовольственное снабжение было поставлено под прямой контроль директоров предприятий — начала действовать система, похожая на натуральную оплату по результатам труда. В июле 1932 г. утратила силу статья 37 Кодекса о труде 1922 г., согласно которой перевод рабочего с одного предприятия на другое мог быть осуществлен лишь с его согласия. В сентябре были введены паспорта, подлежащие предъявлению рабочими на предприятиях. В целях уменьшения текучести рабочей силы была введена система прописки. Что же касается колхозников, которые паспортов не получили, то они фактически оказались прикрепленными к колхозам. По закону от 15 ноября за невыход на работу полагалось немедленное увольнение, лишение продовольственных карточек и выселение с занимаемой жилплощади. Были резко сокращены различного рода льготы, в частности, отпуска по беременности и родам. Была полностью уничтожена сохранявшаяся в течение 20-х годов относительная самостоятельность профсоюзов. Они превратились в придаток к партийно-государственной машине.

В ходе и после второго цикла репрессий началось новое наступление на права трудящихся. 17 марта 1937 г. был принят закон, запрещавший крестьянам покидать колхозы без подписанного администрацией трудового соглашения. 20 декабря 1938 г. было принято решение о введении трудовых книжек, выдаваемых рабочим и служащим и необходимых для предъявления при переходе на другую работу. Эти книжки были сродни тем, что ввели нацисты в Германии в 1935 г. Постановлением от 8 января 1939 г. любое опоздание на работу более чем на 20 минут приравнивалось к прогулу, а повторное опоздание вело к увольнению.

26 июня 1940 г. был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переходе на восьмичасовый рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений», предусматривавший значительное увеличение рабочего времени. По этому указу любой случай неоправданного отсутствия на работе подлежал рассмотрению в суде, а нарушителя приговаривали к исправительным работам на рабочем месте сроком до шести месяцев с удержанием при этом до 25% заработка. 19 октября был принят указ «О порядке обязательного перевода инженеров, техников и квалифицированных рабочих с одних учреждений и предприятий в другие».

Все эти меры были отменены лишь после ХХ съезда КПСС. К началу 80-х годов уровень социального обеспечения не только сравнялся с 20-ми годами, но и превзошел их. Возрос и общий жизненный уровень. К 1985 г. он значительно превышал дореволюционный. И резкое снижение его в 1992–1993 годах не могло не привести к появлению у значительной части населения тоски по прошлому, желанию возврата к нему и его идеализации, а тем самым и к оживлению в массах прежних идеологических иллюзий. Те, кого презрительно именуют красными или чаще красно-коричневыми, совершенно не обязательно выражают интересы бывшей партгосноменклатуры. В этом движении все чаще и чаще находит свое проявление протест против прогрессирующего обнищания широких народных масс.

Возвращаясь к прошлому, нельзя не отметить, что среди задач, которые ставились классом политаристов, были и такие, которые отвечали интересам общества в целом, а тем самым и интересам всех его членов, а не только правящей верхушки. К числу их прежде всего относится индустриализация. Поэтому она и была воспринята многими с энтузиазмом, тем более, что массы связывали с ее завершением надежды на лучшую жизнь. В целом идеи социализма и коммунизма не могли не быть привлекательными для людей, ибо обещали им социальную справедливость и материальное благосостояние. В ожидании светлого будущего люди мирились с трудностями и тяготами жизни. В этом отношении обещание коммунизма играло в жизни масс такую же роль, что и обещание загробного блаженства в христианстве. Поэтому во многом справедливо утверждение, что идеология, которая была названа выше псевдомарксизмом, выполняла в нашем обществе ту же самую функцию, которую в других классовых обществах выполняет религия.

Нынешние руководители России, разумеется, не могут принять псевдомарксизм, тем более способствовать его распространению. Под его знаменем выступает определенная часть их политических противников. Однако они сами нуждаются в идеологии подобного же рода. И в поисках ее они обращаются к старому, привычному способу духовной обработки народных масс — религии. Именно с этим связано их стремление к повсеместному внедрению православия. Однако вряд ли их усилия, направленные на клерикализацию страны, увенчаются успехом. Русский народ перестал быть православным и никогда им снова не станет. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку.


Примечания

1. Федотов Г.П. СССР и фашизм // Искусство кино.1991. № 7. С. 24.

2. Яхот И. Подавление философии в СССР (20–30 годы) // Вопросы философии.1991. № 7, 8, 9.

3. Федотов Г.П. Сталинократия // Г.П. Федотов. Судьбы и грехи России. Т. 2. СПб., 1992. С. 86–90.

4. Федотов Г.П. Новый правящий класс // Искусство кино. 1990. № 7. С. 25.

5. Федотов Г.П. Торопитесь! // Искусство кино. 1990. № 8. С..34.

6. Рютин М.Н. Сталин и кризис пролетарской диктатуры // Реабилитация. Политические процессы 30–50-х годов. М., 1991. С. 334.

7. Там же. С. 425.

8. Там же. С. 416–418. [В дополнение к словам М.Н. Рютина можно привести высказывание Л.Д. Троцкого, сделанное им в 1936 г.: «Несмотря на то, что формально марксизм является в СССР государственной доктриной, за последние 12 лет не появилось ни одного марксистского исследования – ни по экономике, ни по социологии, ни по истории, ни по философии – которое заслуживало бы внимания или перевода на иностранные языки. Марксистская продукция не выходит за пределы схоластических компиляций, которые пересказывают одни и те же заранее одобренные мысли и перетасовывают старые цитаты, сообразно потребностям административной конъюктуры. В миллионах экземпляров распространяются по государственным каналам никому не нужные книги и брошюры, сработанные при помощи клейстера, лести и других липких веществ. Марксисты, которые смогли бы сказать что-либо ценное и самостоятельное, сидят под замком или вынуждены молчать. И это несмотря на то, что эволюция общественных форм выдвигает на каждом шагу грандиозные научные проблемы». (Троцкий Л.Д. Преданная революция. М., 1991. С. 152)]

9. См. Яковлев А.Н. Предисловие. Обвал. Послесловие. М., 1992.

10. Галич А. Баллада о прибавочной стоимости // А. Галич. Возвращение. Л., 1989. С. 126.

11. Там же. С. 130.

12. См. Ципко А.С. Методологические проблемы исследования критерия социального прогресса социалистического общества. М.,1971; Он же. Оптимизм истории. М., 1974; Он же. Идея социализма. Вехи биографии. М., 1976; Он же. Социализм: жизнь общества и человека. М.,1980; Он же. Некоторые философские аспекты теории социализма. М., 1983; Он же. Философские предпосылки становления и развития учения Карла Маркса о первой фазе коммунистической формации. М., 1985 и др.

13. См.: Ципко А.С. Насилие лжи или как заблудился призрак. М., 1990.

14. Ракитов А.И. Марксистско-ленинская философия. М., 1986. С. 361.

15. Там же. С. 151-153.

16. Ракитов А.И. Направление прорыва // Российская газета. 09.01.1991.

17. Толстой А.К. Поток-богатырь // Собр. соч. в 4-х т.. Т. 1, М., 1963. С. 312.

18. Маяковский В.В. Служака. // Соч. в 2-х т.. Т. 1. М., 1987. С. 513–514.

19. Войнович В.Н. Иванькиада // В. Войнович. Хочу быть честным. Повести. М., 1989. С. 124–125.

20. Там же. С. 202-203.

21. См.: Жигулин А. Черные камни. М., 1990. С. 24-26.

22. См. Алексеева Л. История инакомыслия в СССР. Вильнюс-Москва, 1992. С. 301. [С тех пор появились новые работы, посвященные этой теме. Наиболее интересные: Пока свободою горим… М., 2004; Крамола. Инакомыслие при Хрущёве и Брежневе. М., 2005]

23. Куранты. 07.03.1992. См. также номера от 19.05 и 21.07.1992.

24. Куранты.14.01.1992.

25. См. номера от 05.05.1991., 28.02. и 07.04.1992.

26. Леонтьев В. Современное значение экономической теории К. Маркса // В. Леонтьев. Экономические эссе. Теории, исследования, факты и политика. М., 1990. С. 111.

27. Куранты. 09.01.1992.

28. Валентинов Н. (Вольский Н.). Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. Годы работы в ВСНХ во время НЭП. Воспоминания. М., 1991. С.180.

29. Там же. С.180–181.

30. См.: Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. М.,1979. С.169–171.

Предыдущая | Содержание | Следующая

Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017